Бэкон писал, что история науки нужна не для того, чтобы восславить науки и устроить торжественную процессию из множества знаменитых ученых и не потому, что охваченные пылкой любовью к наукам, мы стремимся узнать, исследовать и сохранить все, что так или иначе касается их состояния, вплоть до малейших деталей. Цель истории науки важнее и серьезней. Она в том, чтобы с ее помощью можно значительно увеличить мудрость и мастерство ученых в научной деятельности и ее организации. Нужно описать движения и изменения, недостатки и достоинства истории научной мысли в такой же мере, как это делается в гражданской истории. Это даст возможности найти наилучший способ руководства наукой (с.159-160).

Бэкон поставил вопрос о методологии, как специальной научной дисциплине. В географии аналогичный вопрос не получил позитивного решения до сих пор. В начале XVII века Бэкон восклицает: ''до сих пор игнорируется необходимость существования особой науки об изобретении и создании новых наук'' (с.280). Столетия спустя положение не намного лучше. Многие представители позитивных наук в целом и географы в частности в штыки встречают идею развития частных метанаук, например, метагеографии, которые вели бы их систематическое науковедческое исследование.

Бэкон поставил вопрос о соотношении практических и теоретических аспектов в развитии науки. Соотношение плодоносных и светоносных опытов заслуживало пристального внимания географов. До сих пор в географии актуальны и не бесспорны слова о том, что ''не следует считать бесполезными те науки, которые сами по себе не имеют никакого практического значения, но способствуют развитию остроты и упорядочению мысли'' (с.368).

Бэкон показал, что наука в своем развитии может и должна открывать все новые и новые разделы. Это естественный процесс. Он не сомневается, что она затрагивает ''не только то, что уже найдено и известно, но и то, что до сих пор упускалось из виду и только подлежит нахождению. Ведь в мире разума, как в мире земном, наряду с возделанными областями есть и пустыни'' (с.69).

Много хорошего Бэкон говорит о критике и научных дискуссиях. Отмечается, что ''истинное согласие состоит в совпадении свободных суждений после того, как вопрос исследован'' и что ''общее согласие - самое дурное предзнаменование в делах разума, исключая дела божественные и политические'' (с.40). Самой известной из фантазий Бэкона является ''Новая Атлантида''. В ней дан образ науки нового типа. Это систематическая, организованная, профессиональная наука. Географы не поняли этого. Ни у кого не возникло мысли создания научной организации, объединяющей географические исследования, направляющей их в разумное русло. Зачем? Ведь надо было все описать и открыть. Сочетать это с эмпирическими исследованиями в рамках географии не приходило в голову.

Многие положения философии Бэкона могли и должны были найти применение в географии XVII - XVIII веков. Они создавались для представителей частных наук и для их усвоения нужны были минимальные усилия. Нужно было прочесть и конкретизировать эти положения для своей науки. Для того, чтобы выполнить эти условия нужно было: а) уметь читать и б) хотя бы в какой то мере интересоваться общенаучными веяниями и их воплощением в философских работах. То, что географы XVII - XVIII веков умели читать, сомневаться не приходится. Остается второе. Научно-географическое сообщество само изолировалось от передовой гносеологии. Непостижимо, как можно было проигнорировать такую работу как ''Новый Органон''?! В результате география осталась на описательном уровне. Географы упустили великолепную потенциальную возможность подвести под свою науку индуктивную философскую основу, создать эмпирическую географию. Не поняли они и значения идей Бэкона об организации науки.

Философия Бэкона открывала путь к принципиально новому этапу развития географической науки, переходу от описательности к научно-эмпирическому познанию. Для такого познания не обязательно было ехать ''за три моря''. Потенциальная возможность было совершенно не понята и не оценена. Вероятно, географы решили все описать, а затем осваивать научный уровень познания.

Такой установке географов прошлого можно только сожалеть. Философия Бэкона, у самых истоков развития географии, открывала возможность органичного и плодотворного сочетания собственно-географических и метагеографических аспектов исследований. Могла сформироваться единая цепь: география - философия - практика. То есть то, чего научно-географическое сообщество пытается достигнуть до сих пор. С нашей точки зрения, современная низкая метагеографическая культура и отсутствие четкой взаимосвязи между географией, философией и практикой восходит к географии XVII и XVIII веков. Установки прошлого воплотились в определенный тип метагеографической культуры.