Поводом к восстанию послужила намеренная ликвидация Национальных ма­стерских, дававших заработок тысячам безработных. Уволенные должны были от­правиться на работу в провинцию (где они были менее опасны для правитель­ства). На просьбу рабочих отменить распоряжение, правительство пригрозило применением силы. «Прекрасно, — ответил на это глава рабочей делегации Пюжоль. — Мы знаем теперь то, что хотели знать».

Сражение продолжалось пять дней. Баррикады, начинаясь в предместьях го­рода, упорно продвигались к центру, к городской ратуше. Правительство поручило расправу над восставшими генералу Кавеньяку. По выражению одного из мини­стров, оно решило «устроить бойню».

Восстание было стихийным. Никто его не готовил. Не было ни определенного плана действий, ни ясной программы, ни руководящего центра. Тем не менее 24 июня по баррикадам стали передавать списки предполагаемого правительства: в нем были имена социалиста Луи Блана, коммуниста-утописта Кабе, стойкого ре­волюционера О. Бланки, рабочего Альберта, но также Луи Бонапарта и некоторых других.

Утром 25 июня стало ясно, что правительство, обладая огромным перевесом сил, побеждает. Тем не менее восставшие не помышляли о сдаче. Последним бастионом оставалось славное Сент-Антуанское предместье. Здесь восставшие вывесили плакат, определявший цели борьбы, как их тогда по­нимали: «Мы хотим социальной и демократической республики. Мы хотим само­державия народа». Здесь гордо отвергли предложение о «примирении». Повстан­цы соглашались сложить оружие, если будет распущено Учредительное собрание, войска выведены из города, и при том непременном условии, что «народ сам вы­работает себе конституцию».

Утром 26 июня сражение прекратилось, но повсюду расстреливали захвачен­ных в плен повстанцев — в казармах, в каменоломнях и многих других местах. Отличилась в зверствах буржуазная Национальная гвардия, приводившая на рас­стрел сотни человек. Трупы сбрасывали в Сену, и та уносила их в море.

В февральских боях парижский пролетариат потерял более 5 тыс. человек убитыми и ранеными. В июне одних убитых было, по оценке английских газет, не менее 50 тыс. человек. Более 3 тыс. повстанцев было хладнокровно перебито после восстания. Не менее 15 тыс. человек было сослано без суда.

Правительство до конца выполнило свой подлый замысел, начатый роспуском Национальных мастерских[2].

На стороне буржуазной республики, писал пристально на­блюдавший за описанными событиями К.Маркс, стояли финансо­вая аристократия, промышленная буржуазия, средние слои, мел­кая буржуазия, армия, организованный в мобильную гвардию люмпен-пролетариат, интеллигенция и, наконец, крестьянство. «Парижский пролетариат имел на своей стороне только са­мого себя»[3].

Террор еще продолжал свирепствовать, когда Учреди­тельное собрание возобновило обсуждение новой конституции.

I. Конституция 1848 года объявляла Францию республикой, девизом которой служили будто бы «семья, труд, собственность и общественный порядок».

Это была, разумеется, буржуазная республика, да еще та­кая, которая отразила на себе все только что пережитые страхи перед победой «анархизма, социализма и коммунизма».

Из текста конституции вытекало, что под «правом на труд» понимается не более чем «равенство в отношениях между рабочим и хозяином» и организация «общественных работ, предназначенных доставлять занятия безработным». Впрочем, уже по ходу прений было ясно, что ни Собрание, ни те, кто последует за ним, не намерены держаться «права на труд» ни в каком виде. Даже те, кто его защищал, согласились главным образом на «обещания, которые были сделаны в феврале», или взывали к «состраданию», как это прозвучало в речи главы вре­менного правительства Ламартина. И действительно, все, что было написано в конституции о «труде», осталось пустой фразой.